Зачем городят огород?

И что же вы такого совершили? — спросил Авросимов.
Да что ж вам сказать, — ответил Аркадий Иванович, — ежели вы моего бывшего полковника не вспомните. Уж коли вы его не знаете, так чего мне огород-то городить?

Б. Ш. Окуджава. Глоток свободы

Так, собственно говоря, поступают и некоторые лингвисты. Говоря об обычности соотнесения первичного образа оборота со словом огород в привычном для нас значении, Н. Т. Бухарева замечает: «Может быть и так, поскольку в древнерусском языке слово городити означало «огораживать» (Срезневский I, 555), а слово огородъ употреблялось в современном значении (Срезневский II, 606)» (Бухарева 1983,12). Такую возможность допускают и те толкователи русской идиоматики, которые считают, что огород городить образовано путем отсечения одной строчки от народной присказки или шутливой песни, которую пели уже в XVIII в. :

И на что было огород городить, И на что было капусту садить.

Оторвавшись от этого более пространного фольклорного контекста, выражение огород городить зажило самостоятельной жизнью (Булатов 1958, 56; Абрамец 1968, 102). Это объяснение по-видимому, навеяно сборником М. И. Михельсона, в котором наш оборот дается именно в составе развернутой сентенции: «Зачем же было огород городить, зачем же было капусту садить «о бесполезном труде»» (Михельсон 1901-19021, 338). По приводимому контексту ясно, что эта фраза бытовала в конце XIX в. в русской разговорной речи и публицистике:

«Как могло случиться, что [Петербургская] дума, принявшая проект «городского ломбарда», сама же его забаллотировала, как скоро дело коснулось существенного пункта, т. е. денег [сделать заем]? Зачем же было огород городить и капусту садить?» (В. О. Михневич. Вчера и сегодня. — Новости, 1895, 12 мая, № 129).

Такое объяснение, как кажется, вполне соответствует логике. Ведь если огород, т. е. участок земли для выращивания овощей, невелик, то незачем его и огораживать — ущерб от потравы или кражи несравним с затратами труда на сооружение забора.

При всей логичности такого понимания оно встречает решительное неприятие со стороны некоторых этимологов. «Огород — «ограда, изгородь», городить — «строить, ставить»» — так комментируют наш оборот Д. Розенталь и Ц. Михалкевич в своем русско-польском словарике идиом (Rozental, Michałkiewicz 1974, 128). К аналогичной интерпретации приходит и H. М. Шанский со своими соавторами (Шанский 1985,112-113; КЭФ, 1979, № 5,92; Опыт, 97).

Действительно, слово огород уже с древности имело и значение ‘ограда, изгородь’, а городити — ‘ставить изгородь’ (Срезневский 1, 555; II, 606; III, 75), причем первое слово имело и формы городъ — ограда — огородъ. Вот один из древнерусских текстов, где огород употребляется именно так: «Вышедъ изъ двора, ставь у огорода, Матфеи тако рекъ: то, господине, огородъ моей половины двора» (1532 г.). «Если обратиться к народному языку, — пишет Н. Т. Бухарева, пришедшая именно ко второму толкованию, — то огородом в нем называют изгородь, а участок земли, на котором выращивают овощи, обычно имеет конкретное название: овощник, капустник, огуречник и т. п. Вероятнее всего, что данный фразеологизм возник из буквального выражения огород городить, т. е. «делать ограду»» (Бухарева 1983, 12). Сибирская исследовательница подтверждает это как диалектными словосочетаниями типа «Из жердей городют огороды» (новосиб.), так и народными пословицами: Крепка рать воеводою, а тюрьма огородою; Правдою оісить, как огород городить [что днем загородишь, в ночь разгородят].

Какой же из этих двух версий отдать предпочтение? Какая из них лучше всего соответствует реальному «духу и букве» ее образа?

Посмотрим, нет ли подсказки уже в самом употреблении фразеологизма. Как мы не раз уже убеждались, часто именно употребление хранит следы исходного смыслового заряда.

Значение оборота огород городить — ‘затевать какое-л. заведомо ненужное дело, требующее больших хлопот’ — само по себе не подсказывает такого ответа: и огораживание овощного огорода, и строительство забора в определенных ситуациях может быть и заведомо бесполезным, и хлопотным. Подсказку, видимо, можно извлечь из типового окружения нашего оборота. Оно довольно своеобразно и в целом укладывается в два случая. Первый — употребление в виде вопроса (обычно риторического) со словами для чего, зачем, к чему, ради кого, чего, стоит ли из-за этого, на кой чертит, п.:

«Иной читатель, впрочем, может сказать: раз Р. сняли, то зачем и огород городить, зачем печатать всю эту историю?» (Известия, 1975, № 43); «Наверно, такое неожиданно скоропалительное решение вызвало бы у нее коварную усмешку — для чего было огород городить! — но ушла бы она успокоенной: уломала-таки старика» (В. Попов. И это называется будни); «Чего ты тут панику разводишь. Из-за чего же тогда огород было городить? К чему было восстание?» (М. А. Шолохов. Тихий Дон); «В фильме же Липочка оказывается молодой интересной женщиной, вполне благополучной и устроенной, не очень даже опечаленной случившимся и вполне оптимистично глядящей на свое будущее. И получается: ради чего было, так сказать, огород городить, из-за чего страдать и маяться, если все сложилось так благополучно» (Ленингр. правда, 1979, 7 авг.); «Ты смеешься, Тимофей Михалыч! На кой же мне черт, скажи на милость, огород тогда городить! Сев окончится? что же я тогда буду делать с землей?» (Н. Сухов. Казачка).

Второй тип контекстов представляет собой как бы ответ на риторические вопросы, задаваемые предложениями первого типа. Отсюда их введение в контекст с помощью слов нечего, незачем, не к чему, не стоит, не нужно, зря и т. п.:

«Сначала я совсем ничего не понял и начал читать задачу во второй раз, потом в третий. «В магазине было 8 пил, а топоров в три раза больше» Ну и написали бы просто, что топоров было 24 штуки. Нечего тут и огород городить!» (Н. Носов. Витя Малеев в школе и дома); «Может не понравиться [директору], что станки уйдут куда-то со склада. А сейчас надо посмотреть помещение, чтобы зря огород не городить» (Г. Матвеев. Новый директор); «Многое надо было выяснить предварительно, такое выяснить, без чего не стоит и огород городить» (Д. А. Фурманов. Мятеж).

Отклонений от этих двух типов употребления оборота городить огород практически нет. И даже тогда, когда нет привычных для него слов вроде зачем, незачем и т. п., они как бы подразумеваются:

«Вот, думаю, проходимец. Нет чтобы в ресторан пригласить или, если денег нет, в кино хотя бы. А он такой огород городит. Ну да ладно, ты так, и я так» (Л. Измайлов. Мода такая).

Здесь само осуждение героиней ситуации предполагает, что хотя герой и «городит огород», но это было незачем, не нужно.

Ненужность, «незачемность», следовательно, — основная семантическая доминанта нашего оборота. Именно она, пожалуй, характерна и для процесса «горожения» огорода-изгороди, на которую часто идут не самые лучшие материалы — жерди, прутья, колья. В русском фольклоре этот мотив достаточно четко подчеркнут:

Вот я колья тешу, Огород горожу.
(Народная песня)
В нашем поле огорода Часто нагорожена.
(Частушка)
Огороду городил, Соломой перевязывал.
(Частушка)

В некоторых случаях «второсортность» материала, из которого «городят огород», выступает на первый план столь же четко и недвусмысленно, как в мотивировке выражения хоть пруд пруди, хоть гать гати или хоть мосты мости кем-, чем-л. :

Черт с тобой, что ты красивый, Я тобой не дорожу, Я такою шантрапою Азгароду горожу.
(дер. Большой Низ Псковской обл.)

Такое, народное, представление об огороде-изгороди вполне объясняет первичный образ выражения огород городить: какое-то дело является столь пустяковым, что на него не стоит тратить даже малоценный материал и труды, не требующие особого умения.

В русском литературном языке, как мы видели, значение ‘ограда’ у существительного огород уже забыто. Оно, однако, не только было употребительно в древнерусском языке, но и сохранено многими нашими народными говорами. «Шибановцы городили лесной огород, по-здешнему осек, опоясывая поскотину и отделяя ее от хлебных полей», — пишет В. Белов в «Канунах». Для писателя-деревенщика вологодское слово осек ‘изгородь, ограда’ кажется более локальным по сравнению с другим, более распространенным синонимом — лесной огород. И действительно, материалы «Словаря русских народных говоров» показывают, что огород и огорода известны почти всем нашим диалектам в этом значении (СРНГ 22, 344-347). Показательно, что лишь на территории Владимиро-Суздальского княжества это слово обозначало некогда 4 вида изгороди: изгородь из жердей и кольев (типа частокола); изгородь из досок, поставленных вертикально и плотно; изгородь из горизонтальных жердей, прикрепленных к столбам и переплетенных между этими жердями прутьев; изгородь из горизонтальных жердей, прикрепленных к кольям или столбам (Мельниченко 1974,111).

Не менее разнообразны и фонетические и морфологические разновидности этого слова: азгорода, згорода, городина,, города, городйловка, загорода, изгорода, заграда, городьба. И практически каждый такой фонетический или морфологический вариант может употребляться в тавтологическом сочетании типа огород городить: пек. городить згороду (азгороду, городину), киров. огородом огорожено, новг. городьбу городить, сиб. загороду городить, пек. изгороду городить, заграду загородить, моек, изгорожу городить и т. п. Все такие сочетания — своеобразные профессиональные термины для обозначения примерно того же процесса — обнесення забором из жердей каких-либо участков земли.

Эта вариантность, как кажется, весьма важна для решения вопроса о первичном значении оборота. Показательно, что и в древнерусском языке, и в народных говорах большинство из этих вариантов уже не имеют той двойственности значения, которая характерна для слова огород: они в основном служат обозначениями изгороди, а не участка земли для выращивания овощей. О приоритете этого значения в народной речи свидетельствуют и народные поговорки и пословицы типа растут дети в поле, без огорода, т. е. ‘без присмотра’ (урал.); как поле без огорода ‘о шальном, бесцеремонном человеке’ (урал.); Худ мужичишко, да огородишко; городит ровно плетень к огороду — ‘болтает чушь’; Правдою (праведно) жить — что огород городить: что днем нагородишь, то ночью размечут (что днем загородишь, то в ночи разгородят).

Нельзя тем не менее сказать, что вторичное значение никак не повлияло на развитие нашего оборота. Ведь, как выше говорилось, огород уже в древнерусском языке имел и значение ‘участок для выращивания овощей’. Оно характерно и для русской деловой письменности Средневековья. «В жалованных, ободных, межевых, меновых грамотах, там, где сообщается о размежевании земель, о границах владений, слово огородъ бытует в 2-х значениях, иногда трудно поддающихся дифференциации», — верно констатирует Ю. И. Чайкина. Первое значение в таких документах — ‘то, что огорожено’, второе — ‘изгородь в поле вокруг пахотных угодий’ (Чайкина 1975, 92-93).

Симбиоз, недифференцированность этих двух значений, собственно говоря, — наследие далекого прошлого, ибо др.-рус. оград, град, градигш и огород и слово сад могли взаимно заменять друг друга. Для уточнения значений употреблялись даже словосочетания ограды садовныя и ограды овощныя (Варик 1978,104-105). Семантический параллелизм ‘огороженное место’ — ‘ограда, изгородь’ — явление древнее, известное и в греческом, и в латинском, и в современных европейских (например, немецком и французском ) языках. Это и понятно: сама логика охраны садов, полей, огородов и виноградников (кстати, слово виноград первоначально и означало ‘огражденное место для разведения винограда’) заставляла именовать их «огражденным местом».

Двуплановость слова огород, видимо, не только стала причиной его популярности в русском, украинском и белорусском языках, но и вела наше выражение к некоторому семантическому отрыву от модели словосочетаний-повторов, из которых оно выросло. Любопытно здесь сопоставить бел. агарод гарадзіць ‘затевать какое-либо хлопотное дело’ и тот гарадзіць ‘говорить бессмыслицу, выдумывать’, где плот — ‘забор’ (ср. omom, плотина). Если первый оборот — восточнославянский (ср. укр. город городити, горожу горо-dumu), то второй — чисто белорусский. Большая древность и ареальная «дальнобойность» выражения агарод гарадзіць, видимо, заставляет исследователя белорусской фразеологии И. Я. Лепешева расшифровывать его не на основе сельскохозяйственной, а на основе «оборонной» тематики: ‘делать оборонное сооружение из земли и бревен’. Приводимые выше примеры из диалектного узуса убедительно опровергают эту версию, возвращая нас к мирному созиданию оград вокруг полей, пастбищ и овощных огородов.

Белорусское соответствие, однако, заставляет нас вспомнить и о значении глагола городить — ‘болтать глупости’, ‘говорить что-либо несерьезное’. Какое отношение оно имеет к обороту огород городить?

Пожалуй, довольно близкое. «Пустая вздорная речь сближается с плетением. — писал А. А. Потебня, — плести, пол. pleść ‘говорить вяло, нелепо, ложно’, ворон., тамб. путляться ‘говорить вздор’. самое городить ‘врать’, вероятно, — тоже плетенье, по связи огорожи и плетня» (Потебня 1914,109). Это наблюдение известного лингвиста подтверждается и народной речью, в которой наряду со словосочетанием тести плетень записано и городить плетень. Причем последнее в курских говорах имеет и профессиональное значение ‘плести плетень из хвороста’, и переносное — ‘сплетничать’, ‘болтать вздор’. Аналогичен оборот городить бредки, записанный в рязанских и вологодских говорах со значением ‘говорить вздор’. Бредки — это прутья и кора ивы, ракиты и других деревьев, которые шли для плетения корзин, туесков, лаптей. Глаголы плести и городить, следовательно, развивались параллельно от прямого к переносному значению и породили целый рад устойчивых фразеологических словосочетаний: плести плетень, плетушку плести, плетение словес, сплетни сплетать, городить бредки, плести коклюшки. Приобретя метафорическое звучание, они начали сочетаться со словами в общем значении ‘вздор, нелепость’ (Вакуров 1983,122 — 126). Ряд существительных, с которыми теперь сочетается глагол городить в переносном значении, весьма открыт: городить вздор, городить ерунду, городить чушь, городить чепуху. В таких сочетаниях этот глагол ужене имеет и намека на исходное «огораживание» забором какого-либо пространства.

Народная речь, однако, заботливо сохраняет эту смысловую основу. Характерно, что в говорах наше выражение характеризует именно вздорную речь, а не излишне хлопотное дело: сиб. огород городить ‘городить вздор, нести околесицу’, ‘начинать бесполезное дело’; яросл. городить городину ‘говорить вздор’ (ср. яросл. городить ‘ставить забор, изгородь’); орл. городушки городить ‘сплетничать’, ‘плохо делать что-л.’ Ср. также смол, мох с болотом городить, собирать мох с болотом ‘говорить много, обычно чего-л. несерьезного, наболтать глупостей’, говорит, словно плетень плетет; плети плетень — сегодня твой день; бел. (туров.) плесці плота бес колкоу, плесці кошэле без дужок ‘говорить глупости, вздор’ и городзіць (плесці) плота без колкоу ‘говорить ерунду’ и т. п.

Значение ‘городить вздор, болтать чепуху’ у глагола городить и диалектные сочетания этого глагола с существительными огород; городина, городушки и т. п. показывают, что наше выражение развивалось по обеим линиям: ‘ограждать забором участок земли’ — » ‘нагромождать нечто малоценное’ и ‘делать излишне хлопотное дело’ — > ‘болтать заведомые глупости, вздор’. В литературном языке оборот городить огород, однако, закрепился в ином, привычном для нас значении. И это закрепление, пожалуй, было связано именно с древним смысловым раздвоением существительного огород. Объединившись, эти значения и создали устойчивую ассоциацию оборота с заведомо излишней деятельностью: незачем и ограждать, огораживать и участок земли, где растут овощи, и сооружать огород-забор. Отрицательная же акцентовка выражения связана с пренебрежительно-оценочной окраской глагола городить, также выросшего в его недрах. Повтор корневой основы, столь обычный для русской народной речи, еще более усиливает экспрессию этого оборота, напоминающего всем нам, что отгораживаться от бед и напастей заборами любого типа — дело заведомо бесполезное.

Фраза не городи огород

Зачем городят огород?